Поэтическое «повествование Наума Приговорки в двух частях» под названием «Из-над Ислочи, или Лекарство на сон» я считаю своей первой значительной зарубежной находкой. Весной 1964 года в архивах Польши, в Национальной библиотеке, в описи рукописей, которые происходили из собрания Александра Ельского, попалось на глаза названное произведение Наума Прибаутки. Под таким псевдонимом скрывался, как известно, Винцент Дунин-Марцинкевич.

Однако сначала — про самого автора, чей юбилей отмечается в этом году и как памятная дата ЮНЕСКО. В. Дунин-Марцинкевич относился к своему творчеству как к служению народу, к процессу, который должен иметь продолжение. Он плодотворно черпал из фольклорных источников, используя их в своих «былицах». И поэтому имел право с гордостью писать в одном из посвящений: «...это я первый поэзию нашего крестьянского люда одел в ризы народной эстетики».

Как известно, род Дуниных-Марцинкевичей имеет датские корни и в давние времена был богатым (по крайней мере из него, как следует из найденной в Варшаве поэмы, вышло «двенадцать воевод»), но потом обеднел. Поэтому свою жизненную карьеру будущий писатель начинал мелким канцеляристом в Минске. Однако ему все же удалось в 1840 году купить маленький фольварк Люцинка (Лютинка) над рекой Ислочью. Располагался он в треугольнике Раков — Ивенец — Першаи (ныне Воложинский район Минской области).

Жил Дунин-Марцинкевич преимущественно в Минске, неподалеку от сегодняшней площади Победы, ближе к входу в парк имени Горького, а тогда Губернаторского (надеюсь, здесь еще станет памятник писателю). Здесь он написал первые пьесы, а среди них «Идиллия» («Крестьянка»), поставленная в 1852 году в городском театре (крестьяне для «массовок» и исполнения песен привозились из Лютинки). Роль человека из народа Наума Приговорки исполнял сам автор.

Наиболее значительные произведения «минской» поры творчества Дунина-Марцинкевича — «былицы» «Вечерняя звезда», «Купала», «Травица брат-сестрица», остро социальный «Гапон», антицарский «Филимон на коронации» — сделали его известным в Вильне, Москве, Варшаве. Ему приписывали даже то, что писали по-белорусски другие, например, революционную брошюру «Беседа старого деда». Она инкриминировалась писателю, когда его арестовали в 1864 году в Свири в Мядельском районе. Ошибочность этого обвинения удалось как-то доказать, а вот то, что его дочери Камилла и Цезарина пели недозволенные песни, встречались в 1863 году в Лютинке с повстанцами, опровергнуть было невозможно. Поэтому Камиллу, одаренную пианистку, отправили в ссылку, а младшую Цезарину оштрафовали на 25 рублей серебром. Их же отца за «плохое» воспитание детей и подозрительные контакты отправили в Лютинку, наложив на нее 30 процентов секвестров, без права выезда оттуда, под бессрочный, строгий и явный надзор. Он был продлен в 1876 году, когда Цезарина организовала в «доме под липой» школу для шести детей из окрестностей (среди них оказался и будущий писатель Ядвигин Ш.).

В таких тяжелых условиях Дунин-Марцинкевич, однако, продолжал писать (комедии «Пинская шляхта», «Залеты»). Не для издания, так как белорусское печатное слово было запрещено после восстания 1863 года, а для ящика стола, любительской сцены, наконец, для родственника Александра Ельского, который старательно собирал памятники отечественной письменности. К нему и перекочевал в Замостье на Игуменщине сундук с рукописями Наума Приговорки, в том числе и поэма «Из-над Ислочи...»

Варшавская находка поначалу не вызвала у меня особого интереса. Написанная на польском языке, в духе и стиле сентименталистских произведений XVIII века, она показалась мне шагом назад в творчестве писателя в сравнении с его «былицами». К тому же ксерокс тогда не существовал, фотокопии стоили дорого (а произведение занимало 28 листов текста). Поэтому тогда я выписал из текста и в 1966 году опубликовал только белорусскую песню-вставку, которая заканчивалась строками:

Гарбату я піў бы,

Цюцюнец курыў бы,

Дзяўчыну Аннульку

К сэрцу прытуліў бы.

(Чай я пил бы,

Табачок курил бы,

Девушку Аннульку

К сердцу прижал бы.)

Однако произведение нужно было ввести в литературный обиход, и я передал его координаты литературоведу Владимиру Содалю, затем копия попала к переводчику и поэту Петру Бителю, также «воложинцу», жителю Вишнево. Наконец, находка была опубликована в 1984 году в сборнике, составленном Раковским «соседом» Лютинки Язепом Янушкевичем. Последний назвал поэму «светлой, элегической», «наиболее гармоничным, камерным произведением поэта».

Сейчас, перед юбилеем, перечитав перевод поэмы, я понял, что раньше недооценил ее. Во-первых, писалось произведение явно для печати — и поэтому оно на польском языке. Есть косвенные сведения, что польско-белорусско-литовской эмиграцией в Бельгии готовился к печати сборник Дунина-Марцинкевича. Но вышел ли он? Следы здесь могут вести в Брюссель или Париж.

Во-вторых, произведение засвидетельствовало: и под надзором полиции Дунин-Марцинкевич остался самим собой — неприятелем царского самовластия, сторонником свободы (один из его положительных героев как раз и имеет явно придуманную фамилию Свобода). Непринятие действительности выражено здесь в романтическом стиле: «зима» противопоставлена «весне», прошлое — настоящему и т.д.

В-третьих, поэма — доказательство того, что ее автор и в лютинской «ссылке» по-прежнему внимательно следил за социальными изменениями в обществе, появлением новых, капиталистических угнетателей. Пример нового скряги-кровососа — сосед автора с «говорящей» фамилией Собакевич, которого прозвали Доробкевичем, то есть выскочкой. Потом он станет отрицательным героем в комедии «Залеты». Историки утверждают, что прототипом была реальная личность — сосед Довнар.

Произведение «Из-над Ислочи...» — энциклопедия жизни и быта окрестностей Налибокской пущи. В нем соседствуют старое и новое: и «Гаварда плуг», что начал поступать из Англии, и «мучица аж из Елецка», что стала завозиться из Орловской губернии. Как видим, указано начало европейской интеграции.

Короче, перед нами — последнее белорусское произведение романтизма и первое реалистичное произведение. Написано оно в 1868 году в Лютинке, в которой Дунин-Марцинкевич и скончался через 16 лет. Там же 20 лет назад установлен памятный знак о том, что здесь, в доме под липой, сосредоточивалась культурная жизнь надислочского края. Здесь же, будем надеяться, восстановится и историческая усадьба. И вырастет новое дерево на месте старой, обвалившейся под бурей липы.

Адам Мальдис, 31 января 2008 года.

Еженедельник «Голас Радзімы», оригинал на белорусском языке: http://www.golas.by/index.php?subaction=showfull&id=1201766228&archive=1202475772&start_from=&ucat=6