Он их писал... Нет, все-таки произносил. Ведь каждое — говорит. Он, бывало, с ними спорил, менял, зачеркивал. Они соглашались — чтобы было как можно лучше. Точнее. Они понимали, что не имеют права вырываться на бумагу бесконтрольно — потому что кому-то принадлежали. Они сидели глубоко, осмысливались, определяли суть, а потом искали свое место. Или все же это их искали? Пробовали на вкус? На звучание? На смысл?..
Вы почувствуете это. И даже увидите, если полистаете книгу «Василь Быков. Гродненский архив». Книга о том, как начинался писатель. Не «из чего», потому что, в принципе, было известно, какие были его первые произведения. А вот как они возникали, именно вставали, словно крепкая стена, которая не терпела отступления и пасования, — вот здесь наилучшим образом можно понять. Можно увидеть, каким был ранний Быков. Что уже тогда было для него принципиально. Что уже тогда было только его. И что его закаляло.
«Не знаю, как кто, но я как писатель зрел, по моему мнению, довольно долго и трудно. Написав в 1951 г. во время своей службы на Дальнем Востоке "Смерть человека" и "Обозника", я лет 5 не брался за перо после такой же робкой, как и неудачной, попытки напечатать их в Беларуси. Наверное, было рано, наверное, то, что жило, струилось в душе, еще не нашло должной литературной формы, чтобы воздействовать безотказно на читателя и, может, прежде на него, — на редактора. Редакция "Полымя" вернула мне эти рассказы с таким основательным анализом моих недостатков, что я решил: нет, взялся не за свое дело». В этом он признавался в незавершенной автобиографии. Признался, как лишался сомнений, как воспринимал критику, когда его произведения «забраковывали», какие люди обнадежили и дали поддержку, чтобы писать дальше. Как шел от рассказов к повестям. Но и как после первых публикаций в литературных журналах и положительных рецензий подготовленные к изданию сборники снимали, найдя в них уйму «идейных» ошибок. Но книжки все равно приходили к людям. Незавершенная автором автобиография, которая оказалась в «Гродненском архиве», позволяет ощутить не столько классика, рассказывающего о том, как он шел в литературу, сколько человека, который шел к себе: «Прежде всего я понял, что в литературе нужно идти своей дорогой, только та правда, которую исповедуешь сам, может быть правдой и для людей, что взятые напрокат ходячие истины чаще всего пустой звук, фальшивки, что события, не пропущенные через собственную душу, не способны убеждать никого, а эмоции, когда они выдуманы, — мелодраматичны. Не более».
В сборнике собрано то, что было найдено в Гродно, что хранилось в квартире, где жил с 1972 года вместе с семьей Василь Быков. Этот архив сохранился благодаря сыновьям писателя, которые передали чемодан с листами, где было что-то написано или напечатано его руками — на изучение. Для истории. И если открываешь книгу с мыслями, что история — это то, что было, то закрываешь с уверенностью в том, что история всегда имеет продолжение. И вот с точки зрения продолжения того, что было, всегда бесценно: потерять — значит оказаться ни с чем, в пустоте и без ощущения направления, куда двигаться дальше.
Произведения Быкова — это ощущение движения. Произведения Быкова в движении (когда видишь, как они складывались) — это еще и приспособление для контакта с человеком, который живой. Абсолютно живой! Его дух, его идея, мысль пульсирует, стучится буквами на бумагу, а потом — и в твою голову. В архиве, оказалось, есть произведения неизвестные, которые не печатались. Есть наброски. Интересные разработки сюжетов. Заметки.
В повести «Атака», которая написана примерно в 1961-1962 годах, будет интересно встретиться, например, с героями, которых мы знаем по известной повести «Мертвым не больно», что была написана позже. Правки в машинописи сделаны пером с синими чернилами, которыми, по замечанию составителя Сергея Шапрана, автор пользовался как раз в начале 1960-х годов. Но интересно почитать не только повесть, а еще и комментарии к ней. Детально, по пунктам, по мелочам автор обозначает все развитие сюжета, участие в событиях каждого из героев, как даже фамилии им подбирал. И правил, контролируя сам себя с помощью конкретных меток. Например: «Жаркова парнем не называть». И уж тут понятно, как закалялся психологизм Быкова как писателя. Добавляет о том воображения и рассказ «Железный командир», черновые наброски которого сохранились в Гродненском архиве. И здесь нам дают возможность сравнить этот рассказ с разработанной позже повестью «Ловушка». Что не получилось в повествовании, было закончено в повести.
Но разве не самым главным открытием в сборнике кажется киносценарий «Двое в ночи» по повести «Сотников», который написал сам Быков! Фильм должен был снимать Игорь Добролюбов, к которому пришла эта мысль после прочтения повести. Режиссер опасался, что кто-нибудь перехватит такую идею. Но Быков пообещал ему, что сам создаст киносценарий — именно для него. И все было готово к съемкам: сценарий, группа, актеры... Но в «Госкино» в Москве никак не давали разрешения. Фильм по «Сотникову» все же был снят — молодым режиссером Ларисой Шепитько. Правда, автором сценария не был уже сам Быков. Ему предложили заключить «типовой договор о переделке повествовательного произведения в киносценарий...» Фильм Шепитько «Восхождение» вышел в 1977 году и было в нем то быковское, что сказано между строк...
Но даже между строк оно делало свое дело. Потому что чувствовалось и било прямо в цель. В этом смысле показательна повесть «Последний боец», которая была напечатана в газете «Красная смена» в 1958 году. Ради публикации автор сам сократил свою повесть на страниц 30, но был недоволен тем, что вышло, и называл ее «выдуманной», а «о войне выдумывать нельзя»... В сборнике повесть печатается в переводе на русский язык М. Горбачева (которая нигде так и не была опубликована). Но примечательно, что выделены места, которые были сокращены в газетной публикации. Очень интересно посмотреть, что же считалось тогда достойным сокращения? Иногда действительно сокращения делались ради динамики в развитии сюжета (все-таки газета), а иногда «резались» куски лирические или те, которые именно и создавали тот самый знаменитый быковский психологизм (и не верится, что эти сокращения делал он сам). Или, может, были и другие редакторские причины, чтобы вычеркивать предложения, абзацы и даже куски. Вот такие, например: «Но не так легко было остановить охваченных ужасом людей, которые теперь единственное спасение видели только в собственных ногах». Или: «Парню казалось, что несчастье их полка — позор в этой войне и что именно он несет своим войскам самую страшную весть».
Но о том, как вызревал писатель, рассказывают не только готовые произведения. Иногда маленькие заметочки, идеи, помеченные на листах бумаги, могут быть очень красноречивыми. И когда улегся трепет от того, что это рукой Быкова (!) записаны идеи Быкова (!), то понимаешь, что перед тобой — живой урок писателя Быкова (!), данный писателям-новичкам. Таким быковским уроком я бы назвала раздел «Заметки» — он приоткрывает завесу времени, которая отделяет нас от того, как и из чего складывались произведения, как велась разработка сюжетов и образов. А то и отдельные удачные предложения записывались, чтобы не потерять их потом. Вот одно из таких: «Подсолнух тянется за солнцем. Символ приспособления». Прекрасный образ. Художественный. А главное — вне времени. И можно сюда больше ничего не добавлять. Отдельное маленькое произведение.
Интересно, что, кроме повестей (планы которых есть в блокнотах), был еще и замысел романа «Окружение» и даже разработаны 3 варианта сюжета для него. Все-таки у него была своя тема в литературе. И даже в тех, что оставались не напечатанными, виден только его, «быковский» взгляд, который базировался на деталях, на точности, на нюансах, которыми внимательный человек и верный писатель не будет пренебрегать. Этот раздел (пусть и не масштабный) дает возможность почувствовать масштаб личности писателя. Потому что иногда и одного предложения или абзаца достаточно для того, чтобы чувствовалась глубина мысли. Вот одна маленькая заметочка «Колокола»: «Как в 33 г. приехал трактор и стаскивали с церкви колокола. Местечко осталось без языка. Онемело. Реакция людей». Все остальное можно додумать, добавить, сформулировать, одолев оцепенение. Каждый способен на это. А Быков уникален именно потому, что всегда в своих произведениях давал такую возможность. Он словно говорил все сам, называл вещи и явления своими именами, но, принимая его слова, читатель их говорил в своей душе, а потом произносил через движения. Когда-то нас учили читать Быкова именно так. Потому что он умел делать слова живыми.
Лариса Тимошик, 9 февраля 2013 года.
Источник: газета «Звязда», в переводе: http://zvyazda.minsk.by/ru/pril/article.php?id=108558