Накануне седьмого фолк-фестиваля «Камяніца», который пройдет 5 сентября на территории Белорусского государственного музея народной архитектуры и быта, мы поговорили с лидером фолк-модерн-группы «Палац», композитором, преподавателем и ведущим фестиваля Олегом Хоменко. В 1990-е «Палац» создал тенденцию, даже моду на фольклорную музыку, которая стала множиться и развиваться. Много музыкантов, которые сотрудничали с группой, начали собственные эксперименты. Тогда фолк-музыка в нашей стране стала не только символом белорусской традиции, но и носителем современной отдельной философии, художественным явлением. Мы расспросили собеседника о его видении развития белорусской фолк-музыки.

— Я исхожу из гипотезы о том, что вселенная глобализируется, а национальные культуры локализуются. Эти две вещи даже при противодействии могут сосуществовать в пользу развития цивилизации. Во время белорусизации серьезный поворот был сделан к музыке. То, что сделал «Палац», гораздо раньше делали джазовый оркестр Эдди Рознера и «Песняры». Каждый период по-своему возвращается к истокам. Наша стратегия была в развитии фолка во времена смены ценностей. Это был смелый взгляд на то, какой была бы музыка современной страны, провозгласившая независимость, если бы не было длительного периода влияния других культур. Мы хотели вынести на популярную сцену то аутентичное, что никак не доходило до публики, что в энциклопедиях называлось «местными завываниями». Некоторые люди, когда слышат традиционную белорусскую скрипку, говорят, мол, «верещит». На самом деле ее звуки красивые и особенные, правда, наш слух привык к двенадцати степеням японской «Ямахи». Звуки волынки, лиры, свирели и той же скрипки могут вернуться через современную музыку, но этот процесс происходит очень медленно.

Между тем фольклор нужно знать и для того, чтобы создавать свое. Чтобы повторить Depeche Mode, например, нужно до исступления наслушаться музыки Средневековья, ведь группа пользуется его метро-ритмичными и мелодичными постройками. У нас такое реально может сыграть только «Стары Ольса».

На нашей территории ходит советский наднациональный фольклор, например, «Течет река Волга», «Подмосковные вечера». Это песни, которые должны были стать народными для эстонца и туркмена, но только поп-музыка может стать универсальной. Сегодня белорусский фольклор в музыке развивается медленно, но позитивно. Я не вижу, чтобы нужно было что-то значительно менять, необходима только «десоветизация» понятия народной песни, так как с ним тянется шлейф ненужной информации.

— На каком материале (насколько древнем) создает свою музыку «Палац»?

— Части наших произведений имеют дохристианские корни, которым по меньшей мере — 700-800 лет. Есть большой пласт (это альбом «Чужие девки»), большинство песен в котором происходит из XIX века, то есть им где-то лет 150. Последний альбом более чем наполовину — это авторские композиции, но их даже искушенные исследователи не смогли бы отличить от аутентики. Я считаю, мы можем себе позволить писать а-ля фольклор. Нужно ли это делать, конечно, спорный вопрос, потому что время создавать постфольклор, фиксировать современные национальные сигналы, фольклорную культуру. И я думаю, мы к этому придем.

— В Беларуси фольклор еще сохраняется в своем естественном, аутентичном виде за счет носителей национальных традиций, обрядов, костюмов. Как эта близость помогает развиваться современной культуре с фольклорными мотивами?

— Фольклор — это все, что сигнализирует о национальной принадлежности. А в Беларуси большие традиции, значительное, интересное и особенное национальное наследие. Некоторое время на нашей территории европейская культура соревновалась с тюркской (которая перехватила традиции Византии). Народом оба течения принимались настороженно; ни европейское, ни восточное мы не приняли (только притерпелись), поэтому собственно белорусская культура жила и живет до сих пор. Я вижу это и на бытовом уровне.

Долгое время институты управления — польские, российские, немецкие — не поддерживали наше коренное, нами управляли иностранцы, воспитанные в других традициях.

Поэтому белорусская традиция осталась в большом количестве осколков и сегодня она пока не выстроена в явное полноценное фольклорное явление.

Мы ее не чувствуем и постоянно оглядываемся на запад или восток, принимаем за образец то, что приходит извне — Филиппа Киркорова, карнавалы Рио-де-Жанейро…

— Достаточно ли мы используем наши ресурсы для полноценного развития современного фольклора?

— Ресурс в широком смысле слова не используется. На самом деле фольклористами зафиксировано очень много материала. В XIX веке много исследователей Российской империи приезжали сюда, чтобы изучить наш народ. Но мы не имеем механизмов для пользования этой информацией. Национальная культура, безусловно, должна быть зафиксирована в артефактах, но и ежедневное развитие ей тоже требуется.

— Как фольклор из антологии переходит в живую форму?

— Мне легко двигаться опять же от гипотезы, что фольклор — это все, что сигнализирует о национальной принадлежности. Например, белорусский празднично-обрядовый комплекс сегодня — это и 7 ноября, и Успение Богородицы. Последнее знают только те, кто ходит в православный храм (где подача ведется с точки зрения наднациональных институтов вероисповедания), а бытового понимания праздника нет.

Мы все равно говорим «польская Пасха» или «русская Пасха». А где белорусская Пасха, как она отмечается? Традиционное празднование Пасхи не в храме, а в квартире, на улице, в клубе, молодыми на лавочке «пива возьмем, сегодня же, кароче, праздник». А что им делать, механизм же не пришел… Могут ли на Пасху быть танцевальные вечеринки, какие там должны быть атрибуты? Мы себе даже не представляем «Пасха Дэнс Пати», а по всем параметрам-то вроде этого в национальном формате должно существовать. Нужно, чтобы социально активные и более-менее опытные люди показали, как это празднование может происходить, а потом кто-то почерпнет, кто-то отбросит, кто-то добавит — и традиция начнет развиваться.

Часть фольклора связана с кухней, развитие которой в стране с устойчивой национальной культурой происходит ежедневно. Любое национальное блюдо можно стандартизировать и перевести в бренд. Индустрия развернула тот же хот-дог, и мы понимаем, что это не горячая собака. В Беларуси сохраняются образцы, но мы знаем хачапури, шашлык и пиццу, а подливу — нет. Иностранные гости, когда пробуют нашу домашнюю пищу, даже самую простую — яичницу, творог, винегрет, — воспринимают это как особенную кухню. Так и есть, хотя мы не осознаем, что национальная культура все-таки зафиксировалась в наших блюдах. Твердые сыры, разумеется, мы так и не научились делать, но иностранцы в восторге от наших мягких сыров, творога, сметаны.

К фольклору нужно отнести также стереотипы поведения, социально-культурную коммуникацию. Например, у нас принято, чтобы было чисто. Как только государственные институты толкнули народ в эту сторону, тот мгновенно подхватил.

Женщины у нас играют очень значительную роль, которой не имеют ни в Европе, ни на Востоке. По сути, они решают все. У нас не принято подавать руку женщинам, в последнее время и в Америке подставить девушке руку, когда она выходит из автобуса, — значит оскорбить ее, мол, «я что, не могу выйти из автобуса?»

Где-то борются за феминизм, а у нас он уже лет пятьсот живет.

Только этого никто не ощущает, тем более не передает миру, чтобы тот заговорил: уже пятьсот лет народ в Европе живет в активном феминизме!

Само понятие «фолк» меняется и также приходится на различные сферы жизни. Велодвижение — это современный городской фольклор. Национальная хореография, литературная традиция, образ жизни (как кровать стоит, какие обои, ковры) и прочее. Гобелены! Мы всему миру должны предложить моду на гобеленовые изделия. Будут сидеть люди в Испании, пить французское вино, кушать португальские оливки и голландский сыр, а на стене — белорусский гобелен.

— Сравните восприятие белорусского фолка иностранным слушателем и белорусским.

— Иностранному слушателю легче воспринимать наш фольклор и наслаждаться, потому что он привык к образцам разной музыки, причем самой качественной и на самых лучших шоу. Наши люди реагируют чуть ли не на генетическом уровне: я вижу, что их раздражает белорусский фольклор, но и цепляет.

Кто слушал музыку сибирских узников, или, как это сказать, наднациональный советский блатной шансон, сделанный на цыганской и еврейской гармониях начала XX века, фольклор воспринимает, конечно же, труднее.

— «Палац», как и многие белорусские группы, является сам себе продюсером. Как эта тенденция отражается на нашей музыке?

— Белорусский музыкант практически не интегрирован в мировую музыкальную индустрию (поэтому не влияет на музыку даже соседей). Это означает не только низкие зарплаты, но и местечковость, кустарность, дилетантство. Я сто-пятьсот раз слышал любителей, которые дадут фору профессионалу, но здесь я имею в виду еще и финансирование. Для меня эта проблема остро не стоит: у белорусских музыкантов достоинство, хорошие мысли, что на пользу обществу. Этому можно посвятить жизнь. А то, что это не дает финансов, — время такое. Часто музыканты, не только в фолке, работают на энтузиазме.

— Где тусовка белорусских фолк-музыкантов? Где их можно услышать?

— Важнейшим мероприятием для нас являются фестивали, та же долгожданная «Камяніца». Но их должны быть сотни, в каждом поселке, который хочет развития инфраструктуры, так как фольклорные мероприятия привлекают довольно широкую публику. А фолк-тусовка — она везде, так как не централизованная, не объединенная. Много людей работают по своим уголкам, и благодаря этому мы чувствуем себя более свободными в творчестве.

Ирена Котелович. Фото из архива Олега Хоменко. 4 сентября 2015 года. Источник: газета «Звязда», в переводе: http://zviazda.by/2015/09/99236.html